Рождение Московской филармонии и предотвращение смерти Большого театра. Первый в мире оркестр без дирижера и расцвет авангарда. «Интернационал» как гимн новой страны и мелодия из «Фауста» в первой пионерской песне. 1922 год, когда был образован СССР, оказался важнейшим не только в истории страны, но и в истории музыки. К юбилею Советского Союза «Известия» реконструируют звуковые события столетней давности.
Битва за Большой
1922 год ознаменовался окончательной победой красных в Гражданской войне (хотя отголоски противостояния еще звучали в 1923-м) и началом активного возрождения страны после, пожалуй, самого разрушительного пятилетия в ее истории. Шла реализация новой экономической политики (НЭП), была проведена денежная реформа, стартовала электрификация страны (план ГОЭЛРО был утвержден IX Всероссийским съездом Советов в декабре 1921-го). Страна менялась на глазах. И это не могло не отразиться в музыке.
С одной стороны, начало 1920-х — время радикальных экспериментов: изобретения новых инструментов, появления авангардных опусов и переосмысления самой роли искусства в обществе. С другой же — именно тогда шла активная борьба между сторонниками сохранения классических традиций и теми, кто считал за благо полный отказ от них.
Сцена из балета П. И. Чайковского «Спящая красавица» в постановке Большого театра, 1899 год
Например, в 1922 году едва не закрылся Большой театр — главный символ академической культуры нашей страны. За этот шаг ратовал лично Ленин, считая содержание такого учреждения экономически нецелесообразным, и многие члены Политбюро его поддерживали. Было даже подписано соответствующее распоряжение. Но нарком просвещения Луначарский вместе со «всесоюзным старостой» Калининым и набиравшим силу Сталиным воспротивились реализации плана, а вождь пролетариата был уже слишком болен, чтобы довести задуманное до конца. В итоге Большой удалось спасти. И в том же 1922-м в нем впервые в Москве прозвучала «Аида» Верди — один из главных шедевров мирового оперного репертуара.
Ленин-музыкант
Тема «Ленин и музыка» вообще крайне непростая. Широко известно приведенное Горьким высказывание Ленина о сонате Бетховена: «Ничего не знаю лучше Араssionаtа, готов слушать ее каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть, наивной, думаю: вот какие чудеса могут делать люди!» Куда хуже знают продолжение реплики: «Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя — руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми» (добавим, что Горький написал название сонаты с ошибкой, но главное — перепутал ее с «Патетической», которую на самом деле слушал Ильич).
Владимир Ленин и его сестра Мария Ульянова направляются в Большой театр на заседание V Всероссийского съезда Советов, 1918 год
Известно, что Ленин заходил в Большой театр на концерты, где звучали симфонии Бетховена, причем не для протокола, а просто так, почти инкогнито. Но, судя по всему, художественные качества музыки были Ленину куда менее интересны, чем пропагандистско-функциональные. В частности, именно поэтому он с таким интересом отнесся к демонстрации изобретенного Львом Терменом первого в мире электронного инструмента — терменвокса. Вождь понял, что в контексте курса на электризацию страны появление такого чуда техники (на терменвоксе исполнитель играет, не прикасаясь к нему руками) будет способствовать популяризации плана ГОЭЛРО.
Встреча Термена и Ленина состоялась весной 1922 года. Изобретатель вспоминал:
Автор цитаты
«После этого я стал играть на терменвоксе. Репертуар был такой: «Аве Мария», ноктюрн Шопена, романс «Не искушай меня без нужды». Во время игры очень интересно было следить за выражением лица Владимира Ильича: оно менялось в зависимости от характера фраз. Если фраза минорная — у него лицо делалось печальным, а если часть мажорная — у него лицо было радостное. После каждой вещи он сильно аплодировал. А после «Жаворонка» Глинки, которого я сыграл с Фотиевой, ему захотелось попробовать самому. Он подошел к инструменту, я встал сзади, взял его за правую и левую руки, чтобы можно было ими двигать вперед и назад. И так, «в четыре руки», мы сыграли с Лениным «Жаворонка». У Владимира Ильича оказался замечательный слух, и он быстро освоился с инструментом»
В том же году появилась «Симфония гудков» Арсения Авраамова — один из легендарных примеров конкретной музыки и одновременно символ урбанизма и советского авангарда. В партитуре вместо привычных инструментов используются пушечные и пистолетные выстрелы, заводские шумы, свист пара, гул самолетов и прочие индустриальные звуки. Легендарным это сочинение можно назвать не только из-за произведенного эффекта, но и по причине того, что в точности воспроизвести его сегодня невозможно: записи премьеры, состоявшейся в Баку, не было, а нот здесь, увы, недостаточно. Остается судить об опусе Авраамова по различным реставрациям.
Без дирижера, но с филармонией
В 1922-м хватало экспериментов и с традиционными инструментами. Музыканты пытались пересмотреть традиционное деление октавы на 12 равных интервалов (полутонов), уменьшив расстояние между соседними звуками — например, сделав так, чтобы их было 24. Соответственно, вместо полутонов будут четвертьтона. Это направление получило название «микрохроматика» («микроинтервалика»), а в числе первопроходцев здесь оказались именно советские музыканты. В частности, Михаил Матюшин в 1922-м ставит музыкальную постановку «Небесные верблюжата», где использует четвертитоновую партию скрипки, а Иван Вышнеградский создает «Траурную песнь» для четвертитонового фортепиано, то есть такого инструмента, где клавиш вдвое больше, чем на обычном.
Артисты Персимфанса на летней эстраде, середина 1920-х годов
Но, пожалуй, самой громкой и масштабной попыткой пересмотреть академические традиции в исполнительском искусстве стало создание первого в мире оркестра без дирижера — Персимфанса. Коллектив был собран по инициативе скрипача Льва Цейтлина как воплощение большевистской идеи коллективного труда. Первый концерт (из произведений Бетховена) состоялся 13 февраля 1922-го в Колонном зале Дома Союзов, а через неделю был повторен в Большом зале консерватории, что вызвало широчайший резонанс в музыкальной среде.
Впрочем, этот удивительный оркестр просуществовал не так долго — всего 11 лет, а возрожден был уже в наши дни, в 2009 году, благодаря Петру Айду.
Куда более благополучной (хотя и тоже со множеством сложностей) оказалась история другого начинания 1922 года: 29 января в том же Большом зале консерватории прошло торжественное открытие Госфила — Государственной филармонии Н.К.П. (Народного комиссариата просвещения). Именно от этого дня ведет свою историю Московская филармония, на тот момент еще не имевшая своего здания. В дневном концерте прозвучала Девятая симфония Бетховена, «Поэма экстаза» Скрябина и Второй концерт Рахманинова, а также хоры a capella двух директоров консерватории Сергея Танеева и Михаила Ипполитова-Иванова. 11 месяцев назад, празднуя юбилей, Московская филармония в точности повторила концерт 100-летней давности.
Федор Шаляпин, 1896 год
Добавим, что в 1922-м в России концертировали и регулярно выходили на сцену выдающиеся артисты: певцы Леонид Собинов и Антонина Нежданова, пианисты Александр Гольденвейзер и Константин Игумнов. Увы, именно в этом году уехал на зарубежные гастроли и уже никогда не вернулся на родину Федор Шаляпин. Несколько лет спустя Маяковский писал про него:
Автор цитаты
«Вернись / теперь / такой артист / назад / на русские рублики — / я первый крикну: / — Обратно катись, / народный артист Республики!»
От «Мурки» до гимна пионерии
Так или иначе, несмотря на все социальные сложности и множество оставшихся в эмиграции звезд жизнь в академической сфере била ключом. В популярной же культуре расцветала так называемая городская песня, отражавшая реалии эпохи нэпа. Правда, «Бублики» появились чуть позже, «Цыпленок жареный», наоборот, раньше. А вот «Мурка» датируется как раз 1921–1922-м (точную дату и обстоятельства рождения этого поистине народного шлягера установить невозможно).
Конечно, этот пласт музыкальной культуры был неофициальным и имел полуподпольное хождение. Государство же делало ставку на революционные песни. И главная из них — «Интернационал»: с момента образования СССР и вплоть до 1943 года именно она была официальным гимном государства.
Х съезд ВЛКСМ. Пионеры приветствуют делегатов съезда, апрель 1936 года
Но самой известной песней, точно рожденной именно в 1922-м, стал другой гимн — только что основанной пионерской организации. В мае на совещании Надежда Крупская предложила создать песню для нового объединения. Дело поручили поэту Александру Жарову, он же в поисках ритма стихов взял за основу марш солдат из оперы «Фауст» Гуно, которая тогда шла в Большом театре: «Башни с зубцами, / Нам покоритесь! / Гордые девы, / Нам улыбнитесь!»… Так родились строки «Взвейтесь кострами, / Синие ночи! / Мы — пионеры, / Дети рабочих». Логично было использовать и исходный мотив — ученик музыкального техникума Сергей Дешкин лишь немного адаптировал его.
Постепенно производство популярных песен было поставлено на поток: государство, возглавленное уже Сталиным, осознало, что массовые простые мелодии ему нужнее высоколобых экспериментов. Уже в конце 1920-х мода на авангард постепенно — не без участия новых властей — начнет сменяться креном в сторону доступной народной музыки, эдакого музыкального «соцреализма» (хотя слова такого еще не было). Хиты действительно станут появляться один за другим, а вот пространство для экспериментов, художественных поисков — сжиматься с каждым днем. Но в 1922 году никакой творческой цензуры еще не было и четких стилистических установок — тоже. И вплоть до исчезновения СССР в 1991 году такую свободу музыканты в нашей стране уже не получат.
Russian
English